– С двадцатого марта, – сказал Матиас.

– Выходит, совсем недолго. Она, конечно, не стала бы с вами откровенничать. Она пропала двадцатого мая, не так ли? А не заходил ли к ней кто-нибудь перед этой датой? Кто-нибудь, кого она не ждала? Я говорю не о старых друзьях или светских знакомых, а о том, кого она не думала больше никогда увидеть или даже вовсе не знала?

Марк и Матиас покачали головой. Они не успели близко узнать Софию, но можно спросить у других соседей.

– Хотя один весьма неожиданный визит она получила, – сказал Марк, нахмурившись. – Вернее, не визит, а нечто другое.

Кристоф Домпьер закурил сигарету, и Матиас отметил, что его худые руки слегка дрожат. Матиас решил, что этот тип мог бы ему понравится. Он находил его слишком худым, некрасивым, но Домпьер был упрям, он следовал своей цели, своему скромному убеждению. Как и он сам, когда Марк подшучивал над ним, называя его охотником на зубра. Этот тщедушный тип не опустит свой лук, можно быть уверенным.

– Вообще-то речь идет о дереве, – продолжал Марк, – о молодом буке. Не знаю, может ли вас это заинтересовать, поскольку не знаю, что вы ищете. У меня оно не идет из головы, но всем на него наплевать. Рассказать?

Домпьер кивнул, и Матиас пододвинул ему пепельницу. Он выслушал рассказ с напряженным вниманием.

– Да, – сказал он. – Но я ждал другого. Пока не вижу связи.

– Я тоже, – признался Марк. – Мне самому кажется, что связи нет. И однако я думаю о нем. Все время. Не знаю, почему.

– Я тоже о нем подумаю, – отозвался Домпьер. – Дайте мне знать, прошу вас, как только объявится Реливо. Может быть, к нему заходил тот, кого я ищу, а он не понял всей важности этого визита. Я вам оставлю свой адрес. Я остановился в девятнадцатом округе, в маленькой гостинице «Дунай» на улице Предвидения. Я жил там в детстве. Без колебаний связывайтесь со мной даже ночью, ибо меня в любой момент могут отозвать в Женеву. Я состою при европейских миссиях. Позвольте, я напишу название гостиницы, адрес и телефон. Я остановился в тридцать втором номере.

Марк протянул ему его визитку, и Домпьер вписал свои координаты. Марк встал и подсунул карточку под пятифранковую монету на каминной перекладине. Домпьер наблюдал за ним. Впервые он улыбнулся, и улыбка сделала его лицо почти привлекательным.

– Это у вас «Пекод»?

– Нет, – сказал Марк, тоже улыбнувшись. – Это научно-исследовательское судно. У нас тут все периоды, люди и пространства. От полумиллиона лет до Рождества Христова до 1918 года, от Африки до Азии, от Европы до Антарктики.

– «Поэтому, – процитировал Домпьер, – Ахав не только мог в установленное время настичь свою добычу в общеизвестных районах китовых пастбищ, но умел еще так мастерски рассчитать курс, чтобы, бороздя широчайшие океанские просторы, даже по пути не терять надежды на желанную встречу» [4] .

– Вы знаете «Моби Дика» наизусть? – спросил пораженный Марк.

– Только эту фразу, потому что она мне часто служила.

Домпьер с живостью пожал руки Марка и Матиаса. Он бросил последний взгляд на свою визитку, висевшую на перекладине, будто хотел убедиться в том, что ничего не забыл, взял свой портфель и ушел. Марк и Матиас, стоя у сводчатых окон, смотрели, как он направляется к садовой калитке.

– Интригующе, – сказал Марк.

– Весьма, – подтвердил Матиас.

Стоило посмотреть в одно из этих больших окон и уходить уже не хотелось. Нежаркое июньское солнце озаряло запущенный сад. Трава быстро подрастала. Марк и Матиас еще долго молча стояли перед окнами. Марк заговорил первым.

– Ты опаздываешь на обеденную смену, – сказал он. – Жюльет уже, наверно, гадает, куда ты подевался.

Матиас подскочил, бросился на свой этаж переодеваться в форму официанта, и Марк увидел, как он убегает, затянутый в черный жилет. Марк впервые видел, как бегает Матиас. Бежал он хорошо. Великолепный охотник.

25

Александра ничего не делала. То есть не делала ничего полезного, из чего мог бы выйти толк. Она сидела за столиком, опустив голову на сжатые кулаки. Она думала о слезах, о никому не видимых слезах, о никому не ведомых слезах, о слезах, потерянных для всех, которые все же льются. Александра сжимала голову руками и сжимала зубы. Конечно, это не помогало. Она выпрямилась. «Греки свободные, греки гордые», – говорила ее бабушка. Чего только не говорила старая Андромаха.

Гийом попросил ее жить с ним тысячу лет. А на деле, если хорошенько посчитать, вышло пять. «Греки верят словам», – говорила бабушка. Может быть, думала Александра, но тогда греки придурки. Потому что потом пришлось уйти, пытаясь не клонить голову и спину, расстаться с пейзажами, звуками, именами и одним лицом. И шагать с Кириллом по разбитым дорогам, стараясь не разбить физиономию в дерьмовых колдобинах потерянных иллюзий. Александра потянулась. С нее хватит. Как чики-паки. Как же начиналась эта считалка? «Хватит-катит, чики-паки…» Все шло гладко до «эни-бэни, сентябряки…», а дальше она не могла вспомнить. Александра взглянула на будильник. Пора идти за Кириллом. Жюльет предложила ей приплачивать за пансион, чтобы мальчик каждый день после школы обедал в «Бочке». Повезло, что ей встретились такие люди, как Жюльет и евангелисты. Теперь у нее был домик рядом с ними, и это ее утешало. Может, потому, что все они, похоже, оказались в дерьме. Дерьмо. Пьер обещал подыскать ей работу. Верить Пьеру, верить словам. Александра быстро натянула сапоги, схватила куртку. Что же там шло после «эни-бэни, сентябряки»? От непрерывных слез в голове каша. Она пригладила руками волосы и побежала к школе.

В «Бочке» в этот час посетителей было мало, и Матиас усадил ее за столик у окна. Александре не хотелось есть, и она попросила Матиаса накормить только сынишку. Пока Кирилл ел, она с широкой улыбкой присоединилась к Матиасу у стойки бара. Матиас считал, что эта девушка вела себя мужественно, и он предпочел бы, чтобы она поела. Чтоб подкормить мужество.

– Знаешь продолжение «эни-бэни, сентябряки»? «Турба-юрба» и что-то еще? – спросила она у него.

– Нет, – сказал Матиас. – Я знал другую, когда был маленький. Хочешь послушать?

– Нет, это меня собьет.

– Я ее знала, – откликнулась Жюльет, – но теперь не помню даже начала.

– В конце концов вспомнится, – решила Александра.

Жюльет поставила для нее блюдце с маслинами, и Александра стала их грызть, снова вспомнив свою старую бабушку, которая относилась к маслинам почти с религиозным почитанием. Она и правда обожала старую Андромаху с ее чертовыми максимами, которые та выпаливала поминутно. Александра протерла глаза. Ее куда-то вело, она грезила наяву. Ей следовало выпрямиться, заговорить. «Греки гордые».

– Скажи мне, Матиас, – спросила она, – утром, одевая Кирилла, я видела, как комиссар уходит с Легенеком. Есть новости? Ты в курсе?

Матиас посмотрел на Александру. Она по-прежнему улыбалась, но только что ее качнуло. Лучшее, что можно сделать, поговорить с ней.

– Вандузлер ничего не сказал, когда уходил, – признался он. – Зато нам с Марком попался занятный тип. Кристоф Домпьер из Женевы, совсем чудной. У него какая-то путаная история пятнадцатилетней давности, которую он надеется распутать самостоятельно, связав с убийством Софии. Древняя история, которая ударила ему в голову. Главное, ни слова Легенеку, мы обещали. Не знаю, что он вбил себе в голову, но мне не хочется его выдавать.

– Домпьер? Никогда о таком не слышала, – сказала Александра. – Чего ему нужно?

– Повидать Реливо, расспросить его и узнать, не заходил ли к нему недавно нежданный гость. В общем, он и сам не знал. Короче, он ждет Реливо, у него это навязчивая идея.

– Ждет? Но ведь Пьер уехал на несколько Дней… Ты ему не сказал? Ты не в курсе? Мы же не можем оставить этого типа болтаться весь день на улице, даже если он путаник.

– Марк ему сказал. Не беспокойся, мы знаем, как с ним связаться. Он снял номер в гостинице на улице Предвидения. Симпатичное название, правда? Метро «Дунай»… Я видел, настоящий Дунай. Тебе это ни о чем не говорит, слишком далеко отсюда. Этот парень, кажется, жил там в детстве. Он в самом деле занятный парень, очень настырный. Даже ездил к твоему деду в Дурдан. Нужно будет только его предупредить, когда вернется Ре-ливо.